Вспомнилась библиотекарша Сьюзен Мэри: когда сыщик спросил, кто еще выяснял проезд к дому, она отмахнулась — так, один застройщик из Нью-Йорка, заинтересованный в покупке имения. Только оно не продается.

Сидя на крыльце, Кэмпбелл выдирал из лампасов репьи и размышлял над имевшимися вариантами. Залезть в дом ничего не стоит. Проблема в том, что о его визите знает половина города, включая жирного помощника шерифа. Тюремный срок за взлом и незаконное проникновение в жилище — по всей дороге висели уведомления о частном владении — вряд ли украсит его резюме.

С другой стороны, еще одного шанса может и не быть.

Где-то в глубине дома тихо скрипнули половицы. Сыщик замер, но скрип не повторился — видимо, дом потрескивал от жары или осадки. Кэмпбелл подумал о своих бедах: долг и громадная премия, которую посулил клиент. Выбора не было.

Сыщик осмотрел входную дверь; помнится, когда он искал скрытый доступ в виртуальный дом, то опробовал кошачий лаз. Слева на нижней панели он разглядел не замеченный прежде кусок крашеной фанерки, закрепленный гвоздиками. Присев на корточки, Кэмпбелл перочинным ножом отодрал заплатку и обнаружил кошачий портал в целости и сохранности.

Недовольно крякнув петлями, незапертая пластиковая дверца отошла внутрь, когда сыщик просунул руку в лаз, надеясь нашарить ключ. Затем рука нырнула по локоть, однако ничего не нашла.

Дабы увериться, что ключ не где-то сбоку, а решительно отсутствует, Кэмпбелл скрючился и, удерживая дверцу, заглянул в дырку. Сумрачная прихожая просматривалась чуть-чуть, но достаточно, чтобы заметить: толстый слой пыли на половицах кто-то потревожил, хотя не скажешь, как давно. Чьи-то следы шли от двери и обратно. Кэмпбелл изогнул шею, стараясь увидеть больше.

Внезапно он выпустил дверцу, та качнулась на петлях и замерла. Сыщик слышал лишь учащенный стук своего сердца.

Руки его чуть дрожали, когда он закрывал перочинный нож.

В левом краю ограниченного обзора Кэмпбелл увидел рыжеватые туристские ботинки… За дверью кто-то стоял.

Сыщик медленно попятился с крыльца и заставил себя идти, а не бежать к машине; кузнечики в траве смолкали, а потом вновь стрекотали вслед.

Он позволил себе оглянуться, лишь когда благополучно сел за руль, заблокировал двери и включил мотор.

46

— Что если я поеду с тобой? — услышал я за спиной голос Лоры.

Я оглядывал спальню, проверяя, не забыл ли чего.

— Со мной? — Это было так неожиданно, что я не сразу донял, о чем речь. — В смысле в Нью-Йорк? Сейчас?

От подъема по лестнице Лора слегка запыхалась. Я взял чемоданы и повернулся к ней, боясь увидеть ее глаза, которые скажут: я все знаю.

— Не пугайся так, — улыбнулась Лора.

— Да нет, только странно… Ты же не любишь делать все в последнюю минуту… То есть нет билета, и ты даже не собралась…

— Это мелочи. — Тон ее был неестественно весел.

Я уже вполне оправился и спокойно добавил:

— В принципе, это было бы здорово.

— Мы сто лет не были в Нью-Йорке.

— Да, но почему сейчас? Я буду очень занят.

— Просто я подумала, что смогу повидать Алису. Знаешь, меня совесть заела. Вот я бы ее и проведала, пока ты работаешь.

Алиса, старая миссис Филдинг, доводилась Лоре и Уиллу бабкой. Тщедушной и слегка выжившей из ума старухе было за восемьдесят, но она обладала упрямым независимым нравом, доставшимся от виргинских предков, и в относительном одиночестве проживала на Гудзоне в доме под названием «Ла-Рошель».

— Отличная мысль. Жаль, не сообразили раньше. Лора, мне пора, иначе опоздаю на самолет.

Одри достала билет на последний вечерний рейс, прибывавший в аэропорт Кеннеди. Оставалось меньше часа, чтобы добраться в Хитроу.

— О твоем отъезде я узнала всего час назад. — Лорина рука на перилах загораживала мне дорогу.

— Сделаем так в другой раз, обещаю.

Я пытался заглушить угрызения совести, но прекрасно понимал, что разрушаю доверие человека, с которым прожито двадцать три года.

— Ты бы хоть предложил, чтобы я вылетела завтра.

— Милая, я хотел… но вряд ли выйдет. Мы даже не увидимся… Слушай, если это тебя утешит, я загляну к Алисе и удостоверюсь, что с ней все хорошо.

— Правда? Она ужасно обрадуется. Ты ведь знаешь, как она тебя обожает. — Лора вяло улыбнулась, но тотчас закусила губу. — Выкроишь времечко, да?

Я пропустил эту явную насмешку, ибо преуспел в главном — отговорил Лору от поездки. Во взгляде ее читалось сожаление, а может, просто покорность.

— Пожалуй, нам стоит поговорить, когда я вернусь.

— О чем?

— Ну как… о Софи… о нас.

Лора усмехнулась:

— Что там обсуждать?

Я понимал, что она хочет сказать. Раз близости больше нет, зачем еще тратить время на разговоры, которые лишь все усугубят? Мне-то виделась иная беседа — мы дружески согласимся, что достигли конца пути. Видно, еще не дошли.

— Я не говорил тебе… Наверное, ты не понимаешь, как сильно я ее любил. Я про Софи.

Лора вздохнула:

— Все никак не отпустит, да?

— Ладно, раз ты так… не надо ничего.

— Эд, прости.

Лора обхватила меня, просунув руки под пиджак. Я опустил чемоданы. Мы неуклюже обнялись — прощальное объятие вышло крепче и дольше обычного, мы словно цеплялись за обломки кораблекрушения. Я чувствовал, Лора хочет еще что-то сказать, но времени и вправду не было. Перед домом ждал «мерседес». В прихожей беспокойно топтался мой шофер Майкл.

— Если мы найдем того, кто с нами это сотворил… может, тогда попробуем восстановить нашу жизнь.

Лора отстранилась; я увидел, что она плачет.

— Вряд ли…

Не знаю, о чем она думала, но предполагаю, что никто из нас уже не верил в совместное будущее. Я знал одно: мне нужно в Нью-Йорк, чтобы защитить девушку, в которую я влюбился и которую невольно подверг опасности; кроме этого, я мог думать лишь о том, что должен выследить убийцу Софи. Хотя теперь две эти цели тесно переплелись.

После взбаламутившего меня разговора я понял: «приезжай» от Джелены в равной степени могло быть приглашением Стража, который звал на вечеринку в «Скарлеттс».

Кому-то здорово повезло.

Ну как ты? Полегчало? Или мы капельку огорчились?

Как ты его поджидал за дверью — ну точно маньяк из ужастика! Эрни, ведь я предупреждал: войдешь во вкус.

Страж прикрыл глаза. Мотор «тойоты» стих за холмом, но он выждал еще десять минут, удостоверяясь, что сыщик не вернется. Впереди — тягота. Страж медленно взошел по лестнице.

На площадке четыре двери в одинаковой дубовой обшивке, третья по счету — родительская спальня. Страж нерешительно протянул руку. Он уже слышал. Стук нарастал, разбухая в безжалостный барабанный бой. Грохот будто бы шел снизу, но ставни и двери уже проверены, все накрепко заперто, это не ветер.

В прихожей стояли упакованные мамины чемоданы…

Барабаны смолкли, когда Страж повернул ручку; он приотворил, а затем распахнул дверь. Глазам предстала сцена из той ночи.

Избегая кошмара, будто запечатленного стоп-кадром, взгляд испуганно метнулся к репродукции «Мира Кристины» Эндрю Уайета, [77] криво висевшей над кроватью; затем что-то плеснуло, и комната ринулась на гостя.

Цвета, образы, вкусы пронизывали неудержимым головокружительным вихрем. Ночная влажная духота — казалось, ее можно потрогать — навалилась могильным камнем. Пронзительный вой, звучавший в ушах, стискивал сердце, словно чья-то лапа. Все чувства взбесились и произвольно вели перекрестный огонь.

Чередой возникали невыносимо яркие образы: мамина голова свесилась с кровати… сквозь кровавую, пахнущую ластиком маску блестят перламутровые зубы… от глаз на запрокинутом лице исходит чернильный вкус хинина… коврик забрызган серо-розовыми ошметками отцовских мозгов… под потолком плавает дым… пахнет порохом, зелеными яблоками и сухим шелестом крыльев сонма жуков.

Нет сил пошевелиться, переступить порог и посмотреть, кто там еще… Но кто-то есть…

вернуться

77

Эндрю Уайет (р. 1917) — американский художник. «Мир Кристины» (1948) — самая известная картина Уайета: на первом плане изображена девушка; спиной к зрителям она лежит на лугу и, приподнявшись на руках, смотрит на дом вдали.