Морелли побрел на кухню и сел за стол, прислушиваясь к тиканью часов над плитой. Настроение было поганое. С гибели Меткаф прошла неделя, а у него ни единой зацепки. Подозрение, что Эд Листер крутит с бабой вдвое моложе себя, вряд ли можно считать подвижкой в деле. Инспектор откинулся на стуле, размышляя об уроне, какой понесло семейство Листеров; что-то подсказывало: разгадка всей этой истории связана с их дочерью. Так, на здешние события он смотрит с точки зрения Сам. А ну-ка вернемся назад и попробуем иной подход: сфокусируем внимание на Софи, приходившей сюда ради компьютера.

Вероятно, она не рассказывала о незнакомце, с которым болтала в Сети, иначе Сам непременно упомянула бы о нем в сообщении Эду Листеру. Однако, судя по рисункам, Софи понимала — есть повод опасаться.

Может, она стеснялась или робела делиться этим с женщиной старше себя или же просто не успела — за неделю до убийства Сам улетела в Бостон навестить родных. Если же незнакомец настолько заинтриговал, что Софи повидалась с ним вживую — наверняка так и было, — тогда тем более она бы не стала никому о нем говорить.

Предположим, девушка согласилась на свидание, но в таком разе она должна была как-то позаботиться о своей безопасности: скажем, оставить записку с координатами или даже описанием того человека — на всякий случай подстраховаться. Может, загвоздка была в том, что она знала только его ник, если прежде с ним не встречалась.

Инспектор уныло вздохнул и посмотрел на кухонные часы — единственное, что он еще не проверил в своем поверхностном осмотре. Простертая длань архангела Гавриила навеяла воспоминание о том, как на венчанье в церкви Святого Благовещения его новобрачная угодила невестиным букетом в Мадонну.

Морелли пододвинул стул и взгромоздился на древнюю плиту. Балансируя на шаткой чугунной решетке, он пошарил за прямоугольным закопченным циферблатом с изображением короткокрылого архангела, сада и Марии перед аналоем. Там ничего не было, кроме жирной пыли, вымазавшей пальцы.

За часами обнаружилась подозрительного вида электропроводка, и только. В животе громко бурчало.

Подоспело время бифштекса по-флорентийски и — о кощунство! — стакана воды.

Инспектор захлопнул за собой старую входную дверь. Потом скомкал и швырнул в угол площадки желтую полицейскую ленту, с раздражением заметив, что сильно выпачкал руки.

Этажом ниже у иранцев гремел рок — это показалось хамством; помешкав, Морелли отпер дверь и вернулся в квартиру.

В ванной он второй раз вымыл руки. Изучив свой облик в зеркальной дверце, инспектор пошлепал себя по щекам и буркнул:

— Вроде ты маленько похудел, Андреа.

Он улыбнулся, и тут его осенило.

— Мать честная! — ахнул инспектор. Вот же оно, под носом!

Морелли открыл шкафчик, быстро вынул стеклянные полки и сунул руку за раздвижную створку. Ничего. Он продвинул зеркало и ощупал вторую створку.

Матерь Божья! К обратной стороне зеркала что-то прилеплено. Инспектор осторожно потянул находку, и в его руках оказался сложенный вдвое белый лист формата А4 — такую бумагу используют художники.

52

Встречу назначили в половине седьмого. Время подпирало, а он застрял в пробке на автостраде Бруклин — Куинс. Страж предложил подхватить Джелли у дома, но она сказала, что приедет в ресторан прямо с работы.

Естественно, она осторожничала. По телефону Страж уловил в голосе девушки легкое удивление столь скорому звонку. Однако ее нервозность вряд ли связана с приглашением на ужин. Череда машин двигалась еле-еле; наконец дорога на юг расчистилась, и прокатный «фольксваген-гольф» вновь помчал Стража на их первое свидание.

Он вошел в вестибюль «Ренчерс-краб-инн» на Мертл-авеню, когда на часах было почти без четверти семь. Выбор пал на этот ресторан, потому что Джелли любила морепродукты, и сам он здесь еще не бывал.

— Гай Мэллори. Столик заказан.

Отметив его имя в списке, метрдотель проводила Стража в бар, где у стойки одиноко сидела Джелена. Явно обрадовавшись знакомому лицу, она помахала и улыбнулась:

— Я уж думала, чего-нибудь напутала.

Страж присел рядом, извинился за опоздание и заказал выпивку: девушке «Морской бриз», себе стакан домашнего белого. Он отметил ее иную прическу — волосы стянуты в тугой узел — и минимум косметики. Джелли была в бежевом костюме — жакет с юбкой — и простой белой блузке. Рабочий наряд.

— Я бы вас не узнал, — сказал Страж.

— Да, вот такая я настоящая, приятель.

— Вы служите в «Морган Стэнли», [86] верно?

Джелли рассмеялась:

— С чего вы взяли? Сижу на телефоне в судоходной компании. Слыхали про «Маккормикс» во Флэт-буше?

Страж покачал головой:

— Все равно вид классный.

— Правда? — вспыхнула Джелли.

Они выпили, и вскоре метрдотель сообщила, что столик готов. Страж видел, как мужчины провожают его спутницу восхищенными взглядами, что было приятно, однако чужое внимание тяготило.

В голове медленно вращался синий ромб.

Не волнуйся, я ничего не испорчу… Обещаю, и словом не обмолвлюсь о том, как ты провел день. Ни словечка.

Когда его дама, промучившись с меню, остановила выбор на большой креветке, Страж не сдержал улыбку. Джелли это заметила и ожгла его сердитым взглядом.

— В чем дело, мистер?

— Да нет, просто забавно, потому что… — мямлил Страж.

Из перехваченного разговора с Эдом он знал, что креветки ее любимое блюдо.

— Потому что нам, черномазым, лишь бы обожраться да вволю потрахаться и больше ничего не надо?

— Да нет, что вы! — возразил Страж, ошеломленный ее атакой. — Просто я всегда еле сдерживаюсь, чтобы не заказать креветок.

— А я уж вообразила расовое уничижение. Какой позор! — Джелли рассмеялась. — Черт, теперь придется угостить вас кусочком!

Оживившись, она стала невероятно милой.

Из списка белых вин Страж выбрал приличное «Мерсо» и заказал себе меч-рыбу, жаренную на гриле.

За едой настроение переменилось, разговор не вязался. По сравнению с собой вчерашней Джелли казалась притихшей и даже подавленной. Намедни она так балаболила, что иногда хотелось сказать: может, заткнешься? Сегодня это был совсем другой человек — настоящая Джелена, как она выразилась. Чтобы выманить ее из скорлупы, надо быть осторожным.

Домашнюю работу Страж выполнил. Он знал о ней все: от записей в выпускном альбоме до задолженности по квартплате, от номеров страховок и любимого цвета до клички матушкиной собаки — мало осталось такого, чего бы он не ведал о Джелене Мэдисон Сежур.

Подведя разговор к музыке, Страж заставил ее обмолвиться о гранте на учебу в Парижской консерватории.

— Я сражен, — сказал он. — Туда принимают только лучших. — Захотелось рассказать о матери, которая тоже музицировала, хоть не блистала мастерством, но потом он решил, что чем меньше будет известно о его семье, тем лучше. — Когда едете?

— Еще не знаю, поеду ли вообще. Пожить там всегда было моей мечтой, но сейчас… такой серьезный шаг…

— Что вас удерживает?

Джелли пожала плечами:

— Я никогда не была за границей. В Париже никого не знаю. Я вовсе не уверена в своих способностях. Придется оставить двух беспомощных нахлебников, моих кошек, да еще мама… Выбирайте сами.

— Я прожил там довольно долго. Так что один знакомый у вас есть, Джелена, — улыбнулся Страж. — Приятель, который с радостью покажет вам Париж.

— Буду знать. — Она кивнула, но улыбкой не ответила.

Ты чуть не назвал ее «Джелли», да? Едва не сорвалось с языка. Она еще не просила так ее называть и даже не обмолвилась, что так ее зовут другие. Одна оговорка, дружок, и вся твоя затея накроется медным тазом…

Десерт ели в молчании. Страж откровенно ее рассматривал и даже не думал этого скрывать — встретив ее взгляд, он только улыбался. Ему было плевать, что это ее смущает. Теперь он видел, что Джелли не просто миловидна, но красива: чуть широковато расставленные глаза дикого зверька, большой рот, длинная изящная шея, безупречная золотистая кожа. Он ее не хотел. Мог бы взять, но он не раб своих сексуальных порывов. К счастью, эту напасть он одолел еще в юности. Она явно не дура, обаятельная и пылкая; можно понять, отчего мужик вроде Листера клюнул на этакую телку.